В.Д.Зорькин

Председатель

Конституционного Суда России

 

 

«Тайна беззакония» 

Об опасности расхождения между нормативностью морали и закона

 

 

Ваше Святейшество! 

Уважаемые участники Высокого Собрания!

Мы живет в такое время, когда системный характер глобальных вызовов становится все более очевидным и угрожающим.  Не стоит успокаивать себя тем, что мир переживает очередной этап больших  перемен.   Особенность   нашего времени в том, что право, на которое мы все так привыкли рассчитывать, в последнее время теряет свой регулятивный потенциал, а правовые конструкции утрачивают былую прочность и надежность. А это значит, что нарастает опасность беззакония, вызывающая в памяти апостола слова Павла, который  на заре Новой эры  предостерегал о том, что   «тайна беззакония уже в действии». 

Хочу сразу же подчеркнуть, что, говоря о тайне беззакония, следует категорически отвергнуть отождествление данной категории с любым народом, любой религией, а также со светским гуманизмом. Для религиозного человека тайна беззакония связана с наличием в мире метафизического зла, враждебного всем великим религиям, всем народам планеты.  А беззаконие – это строгое юридическое понятие. Считаю возможным и необходимым оказаться в своих рассуждениях, что называется, на стыке между узким понятием беззакония и широким понятием тайны оного. 

Наиболее очевидным образом  опасность беззакония проявляется сейчас в сфере международно-правовых отношений.  В каком миропорядке мы сейчас живем? Живем ли мы по законам Ялты-1945 в их самом широком понимании? Хотим ли мы укреплять и одновременно модифицировать эти законы? Готовы ли мы признать, что мы их отменяем?  И понимаем ли, чем чревато в данном случае существование по принципу умолчания, когда формально признается Ялта-1945, которая создала современный мир вообще и систему Объединенных наций в частности, а по сути – эта Ялта-1945 отрицается?  Подобное умолчание вполне может обернуться признанием того, что новый мир не построен по каким-либо новым законам, что в его  основу хотят положить   принципиальное беззаконие. 

Мы видим, что мир   вползает в состояние новой холодной войны.   Более того,   нарастает риск ее перехода в   «горячую» войну, грозящую самому существованию человечества. Но ведь  мир  вовсе не насыщен страстью к самоуничтожению. Значит,  кто-то  пытается втолкнуть мир в это состояние, разрушая очень и очень многое из того, что  до сих пор удерживало  его от этой опасности. В число этого «многого», безусловно, входят краеугольные слагаемые диалога между Россией и Западом. Те слагаемые, которые существовали во все предшествующие эпохи. Даже в эпоху так называемой холодной войны.

Обнуление этих слагаемых  всегда начинается в там, где идет сражение за души человеческие. Главное поле этого сражения – те  основополагающие  правила  человеческого общежития, которые позволяют различать добро и зло,  предписывают поощрять добро и  наказывать зло.  Это нормы нравственности, индивидуальной морали и права, которые в своей совокупности определяются религиозной традицией или светской идеологией, укоренены в культуре и созвучны душе каждого нормального человека (т.е. человека, чья личная мораль не диссонирует с общественной моралью и правом как нормой свободы).   Общий знаменатель для этих норм – представление человека и общества  о справедливом как о благом и должном.

С древности до Нового времени хорошие законодатели старались создавать законы именно с опорой на массовые представления о справедливом. А корни этих представлений всегда были освящены религиозной традицией соответствующей культуры и эпохи. Но в Новое время   с характерным для него развитием европейской светской научности законодательство начало отделяться от религиозных оснований. Иначе и быть не могло в обществах, где большая часть людей уже была не религиозна или исповедовала очень разные вероучения.  Секуляризация права, связанная с отказом от религиозного фундамента правовых систем,  привела к появлению целого ряда новых правовых доктрин –   от теорий естественного  права,  выводящих право  из  разумной природы человека, до различных вариантов юридического позитивизма, который   отделяет право как сферу науки  от его  религиозно-культурных корней. 

Тем не менее у многих ведущих интеллектуалов Европы не было и нет  сомнений в том, что нравственность, религия и право – это   внутренне взаимосвязанный соционормативный комплекс.   Напомню позицию великого   философа и ученого Иммануила Канта.   С  одной стороны, именно Кант обозначил линию на секуляризацию соционормативной сферы, когда  заявил, что мораль не нуждается в религии. Однако он же сказал, что «мораль неизбежно ведет к религии».  Думаю, что с точки зрения права не принципиально –  мораль ли ведет к религии, как считал Кант,  или религия предписывает моральные нормы. А важно то, что   моральный внутренний закон внутри нас, о котором так хорошо говорил Кант,  определяется идеей разума, носит всеобщий характер и в этом смысле, по сути своей, смыкается с правом как формой выражения разумных начал человеческого общежития. 

В этой связи очень показательно, что в наши дни, т.е. уже с учетом опыта   секуляризации общественной жизни, такой ведущий представитель либеральной   философской мысли, как Юрген Хабермас,  говорит о необходимости формировании постсекулярного мира, в котором был бы  возможен конструктивный диалог между атеистами и верующими.  Это обращение современной  социальной философии к теме  постсекулярного мира  подтверждает слова Лейбница о том, что «только легкие глотки научного знания отдаляют человека от религии и Бога, а более глубокие снова возвращают его к ним».

С позиций такого понимания внутренней взаимосвязи  основных соционормативных  регуляторов не могут не тревожить  тенденции современного (и прежде всего западно-европейского) правового развития,  обнаруживающие расхождения  с теми нравственными нормами общества, которые уходят своими корнями в  христианскую традицию.   Особенно опасно, когда это противостояние затрагивает  глубинные соционормативные основы, на которых и было когда-то сформировано человеческое сообщество.   Я имею в виду такие   законодательные новеллы, которые объявляют правовой нормой   нетрадиционные модели поведения сексуальных и гендерных меньшинств, пытаются «уравнивать» мужчин и женщин, пренебрегая их естественными биологическими различиями, санкционируют вторжение государственных органов и неправительственных организаций даже в практически вполне благополучные семьи – якобы, с целью защиты детей от ненадлежащих воспитательных мер со стороны родителей.

Противоречие  закона массовой общественной морали в сфере семьи и брака особенно опасно по той причине, что   традиции в этой сфере заложены в фундамент человеческого общества и  связаны с   вопросом выживания человеческого рода.  Я вовсе не призываю здесь к консервации косных стереотипов общественной морали. Но хочу подчеркнуть, что проблема   касается понимания самой природы социальной нормативности. Думаю, что при анализе данной проблемы следует исходить из того, что социальная норма — это, в конечном итоге, то, что способствует сохранению и развитию человеческого рода.   И здесь опять уместно сослаться на авторитет великого Канта. Наблюдая действия людей, говорил  он,  убеждаешься, что    природные задатки человека, «направленные на применение его разума, развиваются полностью не в индивиде, а в роде».  Не отдельный человек, как бы велик он ни был, может быть назван венцом природы, а лишь весь человеческий род.

Можно много рассуждать об отказе от дискриминации, о праве каждого на индивидуальность, о солидарности «всех со всеми» и т. д. Но если не иметь теоретического представления о том, где проходит граница социальной терпимости, то подобные рассуждения либо останутся благодушными пожеланиями, либо станут плацдармом для «беспощадной толерантности», то есть агрессивно-наступательной «защиты» тех прав меньшинств, которые идут вразрез с императивом выживания и развития человеческого рода.

И потому мне не понятно, почему решение российского законодателя о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних, поддержанное Конституционным Судом, вызвало такую бурю негативных эмоций у некоторых наших зарубежных коллег. Правовой смысл этого запрета не столько в том, чтобы решить проблему пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних (прямо скажем, эта проблема в России пока остро не стоит), а в том, чтобы обозначить понимание отклоняющегося характера подобного типа поведения. И соответственно, заявить позицию российского законодателя по вопросу о границах толерантности со стороны государства к социальным отклонениям в данной сфере.

Жизнь показывает, что либерально-индивидуалистическая трактовка прав человека  все  ощутимее входит в противоречие с  императивом выживания человечества. Мы видим это в самых разных сферах  – от  агрессивной борьбы сексуальных меньшинств за равенство возможностей самореализации в русле идеологии вседозволенности («беспощадной толерантности») до эгоцентристского поведения бенефициаров глобализации, оттягивающих на себя основные жизнеобеспечивающие ресурсы планеты. Эти, казалось бы, столь далекие друг от друга явления имеют общий корень – либерально-индивидуалистическую идеологию.  С позиций такой  идеологии человек,  возомнивший себя венцом творения, смотрит на окружающий его мир не как на внутренне связанную с ним среду обитания,  а как на  совокупность внешних по отношению к нему средств, которые он может использовать для своего личного благополучия и самореализации.

В заключение я хотел бы обратиться уже к нашим российским проблемам и сказать о том, что у нас опасность агрессивного индивидуализма особенно болезненно проявляется в области социально-экономических отношений. Конечно, нарастание социальной поляризации  и размывание среднего класса  –   это беда общепланетарного масштаба. Однако в силу ряда причин  именно  у нас   разрыв между богатыми и бедными  приобрел уже явно угрожающие масштабы. Преодоление  этого разрыва, раскалывающего наше общество, требует, на мой взгляд, совместных усилий государства и Церкви. Ведь христианские  идеи   любви к ближнему и сострадания к слабому  могут, как показывает история,  менять мир в лучшую сторону.